M.V.Lomonosov on «preservation and multiplication of the russian people»

Abstract

The article dwells upon Mikhail Lomonosov’s views on the issues of the consolidation of the Russian state and society. The author pays special attention to the Lomonosov’s contemplations on the ways to improve demographic situation in Russia. The author emphasizes relevance of the views of the Russian thinker.

Full Text

Своими открытиями Михаил Васильевич Ломоносов (1711—1765) прославил отечественную и мировую науку. Характер его энциклопедического таланта подтвержден в различных естественных и гуманитарных науках. Как писал А.С.Пушкин, «соединяя необыкновенную силу воли с необыкновенною силою понятия, Ломоносов обнял все отрасли просвещения. Жажда науки была сильнейшею страстию сей души, исполненной страстей. Историк, ритор, механик, химик, минеролог, художник и стихотворец, он все испытал и все проник» [3. С. 21]. При этом Ломоносов не был замкнутым кабинетным ученым. Он — подлинный патриот своей родины, постоянно заботящийся о ее благосостоянии. Для иллюстрации характера этой его деятельности возьмем лишь один пример. 1 ноября 1761 г., в день рождения своего покровителя И.И.Шувалова, Ломоносов написал ему письмо, в котором сообщал: «Разбирая свои сочинения, нашел я старые записки моих мыслей, простирающихся к приращению общей пользы. По рассмотрении рассудилось мне за благо пространнее и обстоятельнее сообщить их вашему превосходительству яко истинному рачителю о всяком добре любезного отечества, может быть, найдется в них что-нибудь, к действительному поправлению российского света служащие … Все оные по разным временам замеченные порознь мысли подведены быть могут, как мне кажется, под следующие главы: 1. О размножении и сохранении российского народа. 2. О потреблении праздности. 3. О исправлении нравов и о большем народа просвещении. 4. О исправлении земледелия. 5. О исправлении и размножении ремесленных дел и художеств. 6. О лучших пользах купечества. 7. О лучшей государственной экономии. 8. О сохранении военного искусства во время долговременного мира… Начало сего полагаю самым главным делом: сохранением и размножением российского народа, в чем состоит величество, могущество и богатство всего государства, а не в обширности, без обитателей» [2. С. 383—384]. Началом своего большого труда и главной его темой, как видим, Ломоносов считал «сохранение и размножение русского народа». В 13 разделах этого первого очерка он рассмотрел варианты решения данной проблемы. В первом разделе Ломоносов выступает против «неравенства в супружестве», предлагая «вредное приумножению и сохранению народа неравенство супружества запретить и в умеренные пределы включить должно. По моему мнению, невеста жениха не должна быть старее разве только двумя годами, а жених старее может быть 15-ю летами» [2. С. 385]. Во втором разделе он предлагает запрещать священникам под угрозой лишения сана венчать насильно. В третьем разделе ученый выступает против церковного догмата, запрещающего четвертый брак: «Мне кажется, было б законам непротивно, если бы для размножения народа и для избежания непозволенных плотских смешений, а от того и несчастных приключений, четвертый, а по нужде и пятый брак был позволен по примеру других христианских народов» [2. С. 386]. Четвертый раздел посвящен вдовым клирикам, которым запрещено вступать во второй брак. Для увеличения деторождения Ломоносов считает необходимым такие браки разрешить, а также предлагает пострижение в монашество запретить женщинам младше 45 лет, мужчинам младше 50 лет. Последующие три раздела посвящены детям. Ломоносов считает необходимым «для сохранения жизни» незаконнорожденных детей «учинить нарочные богодельные дома» (приюты), о чем пишет в пятом разделе. В шестом разделе описаны меры для уменьшения детской смертности: а) издать «хорошие книжки о повивальном искусстве», б) в этих книжках рассказать о накопленном опыте лечения малолетних детей, в) поскольку «у нас с аптеками так скудно», их нет даже в «знатных великих городах», необходимо государству об этом «иметь попечение», о чем Ломоносов намеревается написать особо, г) книжку эту предлагает напечатать большим тиражом, чтобы «распродать во все государство по всем церквам, чтобы священник и грамотные люди читая могли сами знать и других наставлением пользовать» [2. С. 386, 390]. Два следующих раздела Ломоносов направляет против «невежд — попов», крестящих детей в ледяной воде: «Таких упрямых попов, коих хотят насильно крестить холодною водою, почитаю я палачами, затем что желают после родин и крестин вскоре и похороны для своей корысти» [2. С. 391]. Наконец, Ломоносов выступает против укоренившейся в России невоздержанности в еде и питии перед Великим постом и после него, когда «недавние строгие постники» объедаются и пьянствуют. Такое «крутопеременное» питание, по его мнению, вредно и даже «смертоносно». Ломоносов обращает внимание на то, что время церковных постов и праздников было установлено в Греции и «в земле обетованной», что для сурового климата России неприемлемо. Поэтому он обращается к церковным властям: «Расположите, как разумные люди, по вашему климату, употребите на пост другое способнейшее время или в другое время пользуйтесь умеренно здоровыми пищами … А сверх того, ученьем вскорените всем в мысли, что богу приятнее, когда имеем в сердце чистую совесть, нежели в желудке цынготную рыбу, что посты учреждены не для самоубийства вредными пищами, но для воздержания от излишества» [2. С. 395]. Ломоносов понимает, что выполнение этого требования нарушает вековые традиции, однако, поскольку «русский народ гибок!», оно выполнимо. В десятом разделе предлагается ряд мер против «насильственных, натуральных и случайных обстоятельств, как причин лишения жизни человеческой», имея в виду необходимость предупреждать заранее жителей о начавшихся эпидемиях, приближающихся наводнениях, предполагающихся затмениях Солнца, о чем ученый подробно предполагает написать позже в главе «О лучшей государственной экономии». Одиннадцатый раздел письма посвящен борьбе с ворами и разбойниками. Мер предлагается много, в том числе плата за их поимку. Большую потерю населения Российская империя терпит из-за «живых покойников», т.е. тех, кто эмигрирует — «уходит в чужие государства». Ломоносов считает, что этот процесс «силою совершенно запретить невозможно», и поэтому нужно применять ряд экономических мер, облегчая жизнь приграничных жителей, и компенсировать уход русских «приемом иностранных, ежели к тому употреблены будут пристойные меры», о чем он пишет в последнем, тринадцатом, разделе. Заканчивая свое письмо к Шувалову, ученый предполагает, что если принять во внимание эти 13 способов (а может быть и больше) «сохранения и приращения подданных ее императорского величества», то каждый год может увеличить население на полмиллиона человек, а за 20 лет («от ревизии до ревизии») — до 10 миллионов. «Кроме сего уповаю, что сии способы не будут ничем народу отяготительны, но будут служить к безопасности и успокоению всенародному» [2. С. 402). Вполне естественно, что эти рекомендации Ломоносова «о сохранении и умножении русского» народа относятся к российской действительности середины XVIII в., но в них в определенных аспектах просматриваются перспективы и для нашего времени. Остается сожалеть о том, что Ломоносову не удалось высказать свои предложения по остальным семи пунктам, обозначенным в письме и имеющим для России не меньшую актуальность, чем рассмотренный вопрос. Интересна цензурная судьба первой публикации этого письма. Спустя 58 лет его обнаружили в архиве и с купюрами опубликовали в «Журнале древней и новой словесности» (1819. Ч. 5, март. № 6. С. 57—78), издававшимся В.Олиным. Хотя цензура его пропустила, оно вызвало недовольство министра духовных дел и народного просвещения князя А.Голицына, что и зафиксировано в специальном деле, обнаруженном нами в Государственном архиве РФ. Дело открывает письмо «Господину попечителю Санкт-Петербургского учебного округа. Издаваемого г. Олиным журнала древней и новой словесности в № 6 между прочим помещена статья, под названием: Письмо покойного Михаила Васильевича Ломоносова к Ивану Ивановичу, нигде не напечатаны. В пунктах 3, 5, 7 и 8 сего письма содержатся разные выражения и мысли частью предосудительные учению и обрядам, принятым православною грекороссийскою церковью, частью же несправедливые, оскорбляющие честь нашего духовенства, коих ни под каким видом не следовало бы пропускать к напечатанию, вопреки 15 пункту Устава о цензуре. В следствие того покорнейше прошу Ваше превосходительство поставить сие упущение на вид г. цензору Яценкову, рассматривавшему помянутый номер журнала древней и новой словесности и истребовать от него объяснение, по каким основаниям он дал одобрение к напечатанию такого письма, вопреки известным ему, и столь многократно повторенным правилам, сие воспрещающим. О последствии сего буду ожидать Вашего, милостивый государь мой, уведомления. Подписали: Министр Духовных Дел и Народного Просвещения князь Александр Голицын Директор Василий Попов» 28 мая 1819 № 1731 [1. Ф. 733. Оп. 118. Д. 444. Л. 2—2 об.][3] В деле находится также «объяснение цензора Яценкова по случаю напечатанного в 6 № -ре журнала древней и новой словесности письма Ломоносова к Шувалову». В нем с большим достоинством цензор отвечает министру: «Не входя в исследование о том, справедливы ли суждения Ломоносова, в письме сем изображенные осмеливаюсь объяснить только следующее: Статья сия имеет совсем другую цену и должна быть рассматриваема совсем с другой стороны. Она не есть ни богословская: — ибо, кто станет искать в Ломоносове разрешение богословских задач? — ни медицинская, ни не политико-экономическая: хотя в сем деле все лучшие врачи и многие государственные мужи отдадут Ломоносову справедливость: — Она есть не что иное, как новая черта к портрету Ломоносова, — дополнение к истории жизни и многочисленным ученым занятиям сего великого мужа. До сих пор мы знали и почитали Ломоносова, как неподражаемого поэта, как великого математика, физика, астронома, химика; отныне будем знать и почитать его еще и как глубокомысленного государственного мужа, как ревностнейшего споспешника народной силы, богатства и величия нашего Отечества. Он мог ошибаться в мнениях своих о предметах богословских и политико-экономических: но одно усердие его к споспешествованию общей пользы дает ему уже право на всеобщую признательность. Будущий историк жизни Ломоносова не пропустит и сей черты вместе со многими другими изображающими величественный образ сего необыкновенного человека. И сие есть одна истинная точка, с которой цензор считал себя в обязанности рассматривать статью сию. Запретивши оную, он бы выкинул одну из любопытнейших страниц в похвальном слове Ломоносова. 6 июня 1819 Цензор Григорий Яценков» [1. Ф. 733. Оп. 118. Д. 444. Л. 4—4 об]. Резолюция министра по этому делу была такой: «Цензору — замечание, так как его объяснение неосновательно. Цензуровать журнал передать Тимковскому». Полностью, без цензурных сокращений, письмо Ломоносова было опубликовано лишь в 1871 г. в «Беседах в обществе любителей российской словесности при Московском университете» и с тех пор печатается во всех собраниях сочинений М.В.Ломоносова.