THE IMPACT OF INDUSTRIALIZATION ON THE DISSEMINATION OF SOCIO-POLITICAL IDEAS IN THE GERMAN EMPIRE IN THE 19th CENTURY

Full Text

В Германской империи социально-политические идеи стали актуальными в результате обострения «рабочего вопроса» в ходе индустриализации. Кровопролитные события революции 1848-1849 гг., движущей силой которой стал рабочий класс, в первую очередь вызвали у представителей просвещенной интеллигенции понимание неизбежности общественных преобразований. С середины XIX в. Германская империя переживала период бурного экономического роста, охвативший в первую очередь рейнские провинции Пруссии. Экономическому развитию в стране благоприятствовало формирование единого таможенного пространства, финансовой системы, почтовой службы, железнодорожного законодательства. Конституция Германской империи 1871 г. гарантировала свободу предпринимательской деятельности, что также создавало мощный политический фундамент экономическому буму (Лохова 2016: 41-42). Вкладом в успешное развитие промышленности стало и введение Берлином в 1879 г. протекционистских пошлин. Рейхсканцлер О. Бисмарк проводил осторожную налоговую политику, игнорируя призывы усилить финансовое бремя на предпринимателей. Он понимал, что высокие налоги окажут лишь негативное влияние на развитие народного хозяйства страны (Бисмарк 1940: 188). Процесс индустриализации в Германии, вызвав, с одной стороны, экономический рост в будущей империи, привел, в то же время, к негативным социальным последствиям. Именно промышленный переворот стал главной причиной массового пауперизма, охватившего к середине 1840-х гг. 50-60% населения немецких городов. Городскую бедноту в основном составил резко увеличившийся в империи рабочий класс. Только за 13 лет, с 1882 по 1895 гг., его численность выросла с 10,7 млн до 12,8 млн человек. Согласно статистике, представленной в статье И.В. Лоховой (Лохова 2015: 49), к 1900 г. 39% самодеятельного населения Германии было занято в промышленности, что почти равно показателю в сельском хозяйстве (40%). Нищета и неустроенность немецкого рабочего класса не была, конечно, всеобщей. Немногочисленные квалифицированные рабочие по уровню дохода и жизни часто не уступали представителям среднего класса. Зарплата квалифицированного каменщика, например, могла составлять свыше 40 марок в неделю. Разница в доходах между обученным и необученным рабочим доходила от 20 до 55%, в зависимости от сферы производства. Самую низкую заработную плату получали работники ткацких фабрик - около 8,8 марок (Stürmer 1983: 308), хотя благодаря присоединению Эльзаса и Лотарингии в результате победы над Францией именно текстильная промышленность получила в Германии наибольшее развитие в первой половине XIX в. (Волгин 2010). Но сама организация ткацкого производства находилась здесь на той стадии, на какой стояла Франция более чем полвека назад. К середине 40-х гг. XIX в. ткацкие предприятия представляли собой сочетание централизованной мануфактуры с домашней промышленностью. С мануфактурами было связано множество ткачей-кустарей, работавших на дому на собственных станках и продолжавших при этом заниматься сельскохозяйственным производством. Горнорабочими были также преимущественно крестьяне, занимавшиеся горным делом как отхожим промыслом. Система организации труда в промышленном производстве в данный период была направлена на максимальное получение прибыли, поэтому рабочие подвергались беспощадной эксплуатации, какой не знали тогда Англия и Франция. Основную пищу рабочих составляли хлеб и картофель. Внешний вид населения ткацких районов, по свидетельствам современников, был нищенским. Рабочие десятилетиями не могли приобрести новую одежду, поэтому ходили в «отрепьях». Преобладание рассеянной мануфактуры задерживало концентрацию рабочих в городах и понижало их способность к сопротивлению эксплуатации. Этому способствовало и отсутствие трудового законодательства в Германской империи. Кроме того, незащищенность рабочих и дешевизна их труда были обусловлены переизбытком рабочей силы. При падении интенсивности труда работника его можно было быстро заменить новым, готовым работать на любых условиях. Рабочий день нередко составлял 18 часов. Гибель кормильца неизбежно приводила членов его семьи к нужде. Чтобы улучшить свое положение, жена и дети умершего должны были трудиться, нередко на тяжелом производстве (Görtemaker 1987: 156-157). Большая концентрация рабочих в городах обострила и жилищный вопрос. В 60-80-е гг. XIX в. большая часть рабочих проживала в тяжелейших условиях, в переполненных, сырых, зловонных помещениях, похожих на «убогие лачуги средневековых крестьян». Так, по данным городского инспектора, «в 1871 г. в Берлине в одном небольшом доме проживало 250 семей, в одном коридоре 36 жилищ… По данным объединения социальной политики, [...] в 1880 г. в Берлине 38% домохозяйств, которые давали приют ночлежникам, занимавшим место в квартире только по ночам, оставляли в свое распоряжение лишь одно помещение, в котором семья проживала вместе с детьми» (Scholockow 1876: 23). Несмотря на то, что к середине XIX в. рабочий класс не был организованной силой, тяжелые условия его существования вызвали в середине 40-х гг. стихийную реакцию. В 1844 г. силезские ткачи из округа Рейхенбах подняли восстание, разгромив ряд мануфактур и домов владельцев предприятий. Лишь правительственным войскам удалось внести в ткацкий район «успокоение». Восстание ткачей, не имевшее ни политической, ни экономической программы, вызвало, тем не менее, серьезную озабоченность как в правительственных кругах, так и в среде интеллигенции. Растущее количество населения, которое переселялось из сельской местности в города, связанная с этим нехватка жилья, жизнь на прожиточный минимум, результатом чего стал женский и детский труд, предприниматели, которые выплачивали фабричным рабочим минимальную заработную плату при тяжелых условиях труда, - это лишь основные из трудностей нарождающихся капиталистических отношений, с которыми необходимо было бороться государству. Социальный вопрос охватывал сумму экономических проблем, которые стали результатом промышленной революции и, тем самым, определяли буржуазную жизнь в XIX в. Пиком промышленной революции в Германии, как и во всей Европе, стал революционный взрыв 1848-1849 гг., ускоренный двумя экономическими кризисами: аграрным, связанным с неурожаями 1845-1847 гг., и промышленным - в 1847 г. Перед европейскими государствами стояли 3 основных задачи: образование национальных государств, демократизация политической системы и социальные преобразования. В условиях территориальной и политической раздробленности в Германии каждая из этих задач была для нее одинаково важна. Поэтому начавшаяся 22 февраля 1848 г. Французская революция, результатом которой стали свержение монархии и формирование республиканских органов власти, не могла не вызвать волнений в Германской империи. Начавшись в Бадене (юго-западная Германия), где сконцентрировалась сильная социал-демократическая оппозиция во главе с Ф.Ф.К. Геккером и Г. фон Струве, революционные события распространились в Гессен-Дармштадте, Вюртемберге, Баварии, Саксонии, Рейнской провинции Пруссии, а затем перекинулись на центральные и северные германские государства (Бонвеч и др. История Германии 2008: 448). В начале революции в Германии главной формой протестного движения были собрания, на которых вырабатывались требования к властям, так называемые «мартовские петиции». Основные пункты требований: неограниченная свобода печати; суд присяжных; немедленный созыв общегерманского парламента. На смену петиционной кампании пришли демонстрации, столкновения с войсками, баррикадные бои. Наиболее трагичными эпизодами стали бои на баррикадах в Берлине 18-19 марта 1848 г., в ходе которых около 400 человек погибли и более 1 000 были ранены. Первыми значимыми результатами революции стали отмена цензуры, расширение избирательного права, введение суда присяжных. Особенностью европейской революции 1848-1849 гг. было активное участие в ней рабочего класса - ремесленников, наемных рабочих мануфактур, формирующегося промышленного пролетариата. Свои социально-экономические интересы немецкий рабочий класс смог выразить в двух основополагающих требованиях: увеличение заработной платы и сокращение длительности рабочего дня. Данные требования были адресованы работодателям и могли быть решены на этом же уровне. Так, на заводах Борзига в Пруссии для квалифицированных рабочих был установлен 10-часовой рабочий день и минимальный размер оплаты труда. На многочисленных рабочих собраниях выдвигались также требования всеобщего народного образования и помощи инвалидам труда. В целом решение социальных проблем и в первую очередь проблемы занятости представители рабочих организаций видели в создании министерства труда по французскому образцу (История Германии 2008: 448 -452). Перед национальным собранием в этот период в качестве главных задач стояли объединение страны и выбор формы управления будущим национальным государством. Поэтому рабочий вопрос не был предметом специального обсуждения, хотя депутаты левой направленности предлагали принять меры по улучшению положения рабочих, в том числе создать министерство труда. Но эта идея была отвергнута со ссылкой на Францию, где признание права на труд рабочего класса привело к дальнейшим волнениям и новым социалистическим требованиям (История Германии 2008: 452). В этих условиях представители просвещенной интеллигенции первыми осознали необходимость преобразований, которые позволили бы избежать дальнейшей радикализации общественных отношений и кровопролитной гражданской войны. Собственно, начало дискуссии о необходимости социальных реформ положил даже не промышленный переворот, а Великая французская революция 1789 г. Вначале просвещенные представители немецкого общества восприняли ее как «духовную революцию», «революцию идей». Ф. Шиллер, И. Кант, И.Г. Фихте, Г.В.Ф. Гегель увидели в ней начало эпохи, в которой человечество победит, наконец, бесправие и угнетение. Но уже спустя 3 года писатель и теолог, ведущий деятель позднего просвещения И.Г. Гердер, являвшийся изначально горячим сторонником французской революции, писал, что не знает ничего отвратительнее, чем «безумный народ с его безумной властью», а единственным результатом революционных событий является «ужасающий беспорядок». Поэт, философ, профессор истории Ф. Шиллер после казни Людовика XVI назвал Францию страной, где правит «закон гильотины», а французских революционеров - «жалкими живодерами» (История Германии 2008: 408). Стремясь избежать кровавой гражданской войны, в которую уже погрузилась Франция, представители немецкой интеллигенции разрабатывали различные концепции постепенного, ненасильственного и предсказуемого изменения политических и общественных отношений. В своем труде «О пределах государственной деятельности» свидетель революции 1789 г., философ, государственный деятель, дипломат, избранный почетным гражданином Французской республики, В. фон Гумбольдт (1767-1835) выражает свое восхищение борьбой народа за свободу: «Какое же это прекрасное, возвышающее душу зрелище, видеть народ, который с полным сознанием прав человека и гражданина разбивает свои оковы». Но «несравненно прекраснее и возвышеннее» для него выглядит монарх, который «сам разрывает оковы и предоставляет свободу народу, и это дело он рассматривает не как плод своей благотворительности, а как исполнение своей первой негласной обязанности». Таким образом, несмотря на проповедуемые В. Гумбольдтом просветительские идеи свободы, он явно отвергает революцию как «модернизационный путь истории» из-за «отрицательных последствий». При этом под «реформой» он подразумевает постепенные, инсценированные сверху преобразования (Reidegeld 2006: 62). Схожие аргументы выдвинул в 1792 г. теолог И.Г. фон Гердер (1744-1803). Он видел в «разумной эволюции вещей» средство «вернее всего» предупредить возникновение революции. На исходе XVIII в. философ И. Кант (1724-1804) определил, в каком порядке следует лучше всего ожидать прогресса: «… не через ход событий снизу вверх, а сверху вниз», согласно четко обдуманному плану верховной государственной власти, «в котором, вероятно, должно быть предусмотрено, чтобы государство время от времени реформировалось, вместо революции пытаясь путем эволюции постоянно прогрессировать к лучшему» (Reidegeld 2006: 62). В «Реальной энциклопедии для образованных сословий», изданной в 1830 г., утверждается, что политические революции или, точнее, государственные перевороты «… неизбежны, если слишком велико несоответствие сил, от чьего гармоничного взаимодействия зависит политическая жизнь народа… Избежать революций в этом случае можно только путем постепенных и соответствующих времени изменений, благодаря которым устройство и управление государством будут соответствовать уровню культуры и исходящим из этого потребностям народа» (Allgemeine deutsche Real-Encyklopädie ...: 234-236). Вышеупомянутые авторы конца XVIII - начала XIX вв. понимали реформы как проводимые государством ненасильственные «… меры по совершенствованию общественной жизни, дальнейшему развитию и повышению материальной и духовной культуры народа». Антиреволюционный характер и в этом смысле «консервативный инстинкт» реформаторских дебатов определяется тем, что революция ассоциируется с насилием, нарушением прав и конституции. Ученые были убеждены, что реформа по своему содержанию «… не что иное, чем улучшение и усовершенствование в конституции, правительстве и управлении, которые требуются в зависимости от успехов народа по всем направлениям его образования и воспитания». Легальная реформа отличается тем, что она проводится «осведомленными авторитетными лицами» в «конституционной форме», «… чтобы они в ее содержании соблюдали меру и довольствовались тем, чтобы действительно устаревшее устранить, а еще жизнеспособное в нынешних условиях пощадить и сохранить…». Проведение реформы для того, чтобы сделать революцию ненужной, рассматривается ими как «профессия» правительства, «первейшая обязанность государственного деятеля» (Reidegeld 2006: 64-65). Эти высказывания относительно революции и реформы в Германии периода после эпохальных событий Французской революции 1789 г. отчетливо показывают, что взгляд этих авторов направлен преимущественно на состояние и действия государства, в котором господствуют феодальные силы. Немецкий анонимный сочинитель 1840-х гг. уже описывает немецкое общество не в сословных категориях, а как зарождающееся классовое. Он предвосхищает марксистское представление об «исторической закономерности» и интерпретирует историю как «историю борьбы классов». Он пишет: «Само содержание истории таково, что как только одно крупное социальное противоречие исчезает или смягчается, сразу возникает новое. Так, в раннее время всеобщее противостояние богатых и бедных, в особенности капиталистов и работодателей с одной стороны и промышленных рабочих всех классов с другой, стало жестче и ощутимее, и из этого возникла оппозиция, которая из-за усиливающегося прироста промышленного населения приобретает все более грозный характер. … Осуществление активного государственного гражданского права связывается с владением определенным имуществом или с цензом, который почти везде так высоко поднят, что не только неимущие пролетарии, но и большая часть образованных и экономически самостоятельных отказались отброшены в образовавшийся новый класс политических илотов. Это предпочтение материального состояния, это современное поклонение золотому теленку в государстве и его посредством … неизбежно должно было вызвать к жизни то коммунистическое учение, которое отвергает любую частную собственность как противоестественную привилегию. Этому новому грозному злу пытались препятствовать путем различных реформ… Но достаточно ли этого, чтобы предотвратить повторяющиеся вспышки недовольства? Реформы, которые предшествовали Французской революции, не смогли ей воспрепятствовать» (Allgemeine deutsche Real-Encyklopädie ...: 736). Если рассматривать труды знаменитых теоретиков, разрабатывавших учения о государстве и обществе, то уже некоторые высказывания немецкого философа И.Г. Фихте (1762-1814) можно расценивать как социально-политические. В опубликованном им в 1800 г. под влиянием меркантилистских идей труде «Geschlossenen Handelsstaat» («Замкнутое торговое государство») он признает вредное влияние «беспощадной конкуренции». Он требует «права на работу» и гарантированного государством прожиточного минимума для представителей рабочего класса. Приводя аргументы, основанные на теории «государственного социализма», И.Г. Фихте рассматривает эти «социальные права» как предпосылку и гарантию общественной и государственной стабильности (Reidegeld 2006: 65). Представитель браденбургского дворянства, немецкий публицист Адам Мюллер критикует осознаваемые им изменения в общественной жизни как кризисные явления. Будучи представителем богословской, или, как ее еще именовали, противореволюционной школы и последователем теории политического романтизма, А. Мюллер противополагает революционным идеям вечный нравственный порядок, исходящий от Бога, а в религии видит основу общежития. В качестве политического идеала он рассматривает средневековый сословно-религиозный быт. Не ограничиваясь частными отношениями властвующих и подчиненных, он понимает государство как цельный организм, обнимающий всю человеческую жизнь. Укрепление сословного общества он рассматривает в качестве «вечной схемы» любого «истинного государственного устройства» и гарантию его долговечности и власти. Эти взгляды он развивал в лекциях, которые читал с 1808 на 1809 г., а затем издал под заглавием «Элементы политического искусства» («Die Elemente der Staatskunst»). В опубликованных в 1820 г. «Сочинениях по философии государства» («Schriften zur Staatsphilosophie») он уже опасается распада общества на облагаемый налогами «рабочий люд» и «праздных капиталистов». А именно в искажении аристократического элемента как хранителя преданий и закона вследствие преобладания своекорыстных целей над общественным служением он видел разрушение государственного быта (Чичерин 2008). Особо следует выделить позицию Г.В.Ф. Гегеля в данной дискуссии. Высказанные им в изданной в 1821 г. «Философии права» идеи явно связаны с кризисами и волнениями, охватившими ощутившее свободу «новое общество». Г. Гегель описывает «буржуазное общество» как «систему потребностей», сформированную из «противоречий». В этом обществе, отмечает он, «из противоречий и их столкновения разыгрывается представление об излишествах и нищете, и то и другое развращает нравственно и физически». Также Г. Гегель описывает новое общество как разделенное на классы на основе их функциональных принципов. Он видит в нем «борьбу общественных классов за внутреннюю правомерность существующего политического и социального порядка». Образовавшийся рабочий класс мыслитель характеризует как «чернь» (der Pöbel), обосновывая свою позицию следующим образом: «Бедность сама по себе никого не делает чернью: к этому определенно приводит связанное с бедностью сознание, внутреннее возмущение по отношению к богатым, обществу, правительству». «Сумбурное состояние» буржуазного общества, по его мнению, могло бы «прийти к своей гармонии» только через государственную помощь (Reidegeld 2006: 65). Огромное значение для развития социально-политических идей имеют труды немецкого философа-гегельянца, историка, экономиста Лоренца фон Штейна (1815-1890). Ему принадлежит приоритет в разработке первой теоретической концепции социального государства. Для своего времени взгляды данного философа на возможности и средства государственной политики были новаторскими. Л. фон Штейн исходил из того, что любая монархия должна стать монархией социальных реформ. Реализацию этого принципа - добиться легитимации общественного и политического порядка не столько через конституцию, сколько через «эффективное государственное управление, направленное на социальное обеспечение» - фон Штейн связывает с историческим королевством, которое он видит поставленным в «современное общество». Оно могло бы избежать свержения, если бы стало «королевством социальных реформ»: «истинное, могущественное, долговечное и любимейшее королевство это королевство общественных реформ… Любое королевство станет впредь или пустой тенью или деспотией, или погибнет, став Республикой, если не будет иметь высокого нравственного мужества, стать королевством социальных реформ» (Reidegeld 2006: 66-67). Заложенные им основы теории социальной монархии в итоге трансформировались в теорию социального государства. Теория фон Штейна наиболее последовательно изложена в его труде «История социального движения Франции с 1789 г.». В качестве своей главной цели он определил поиск «возможности устранить классовые противоречия, неизбежно возникающие в буржуазном обществе, средствами самого государства». Он был убежден, что именно с помощью государственной власти неимущие классы (прежде всего рабочий класс) смогут «изменить свое зависимое положение, обусловливаемое природой труда, в положение независимое, материально-свободное» (Кочеткова 2008: 70). На примере развития Франции он описывает «Baugesetz» (закон внутреннего устройства) и связанные с ним линии развития, определяющие социально-политическую действительность, построенную на принципах революции 1789 г. (Reidegeld 2006: 66). Исходя из противоположности интересов двух крупных общественных классов, «капитала» и «труда», и их борьбы за осуществление собственных общественных целей, фон Штейн приходит к выводу, что оба класса должны стремиться к тому, чтобы подчинить себе государственную власть. Но социальная классовая борьба неизбежно становится политической, причем с губительными последствиями. И если бы «класс несобственников», как называет рабочих фон Штейн, пришел к власти в государстве, то класс собственников стал бы их «естественным и непримиримым врагом», и наоборот. Выход из этой ситуации заключается, по мнению ученого, в том, чтобы «класс собственников» мобилизовал органы государственного управления для «улучшения участи рабочих, для их обучения и получения ими возможности пусть даже постепенного приобретения капитала…». В этом случае «неимущий класс» стал бы безразличен к форме государственного устройства. При таком использовании системы государственного управления королевская власть, диктатура, аристократия и демократия стали бы одинаково приемлимы» (Reidegeld 2006: 67-68). Теория социального государства Л. фон Штейна не только стала набором новых методов государственного управления, но и явилась парадигмой деятельности государства на определенном этапе своего развития. Немецкий экономист, выражавший интересы обуржуазившегося прусского дворянства, историк и политик К.И. Родбертус-Ягецов (1805-1875) также является одним из основоположников теории «государственного социализма». Имея репутацию убежденного консерватора и националиста, под конец жизни он стал искать сближения с радикалами и социалистами для совместной борьбы против политики прусского правительства. Разочаровавшись в политике, он считал понятия консерватизма и демократизма устаревшими и не видел блага в политической свободе. В то же время и монархия, и даже национальность для К.И. Родбертуса - это лишь средства к достижению социальных целей. Его общественным идеалом являлось спокойное и непрерывное развитие, связанное с упорядочением социальных отношений и с устранением социальных неравенств, грозящих опасностью культуре. Видя главное условие прогресса в его преемственности, он был противником любого насильственного переворота. Но при этом он был готов примириться с любым государственным порядком, способным внести улучшение в социальный строй общества. В 1848 г. он возлагал все надежды на тот строй, представителем которого был франкфуртский общегерманский парламент; объединение Германии Гогенцоллернами заставило его надеяться, что «германское государство, разрешив национальный вопрос, призвано взяться за разрешение социального вопроса». Считая прусскую монархию способной провести социальную реформу, он начинает воспринимать конституционную свободу как препятствие для проведения в жизнь этой реформы, а затем, не увидев в монархии Гогенцоллернов и О. Бисмарка то «социальное королевство», о котором мечтал, он начинает связывать реализацию своих идеалов с деятельностью социал-демократической партии. Экономические воззрения и социальные идеалы К.И. Родбертуса наиболее четко выражены в написанной им в 1837 г. под впечатлением от чартистского движения статье «Die Forderungen der arbeitenden Klassen» (Rodbertus 1837: 27) (напечатана только в 1885 г.). В ней он признает основным недостатком современного социального строя то, что при постоянно растущей производительности общественного труда рабочему классу достается все меньшая доля его продукта, между тем как доли поземельной ренты и прибыли непрерывно растут; вследствие этого расстояние между классами все больше увеличивается, а результаты свободы создают для рабочих, по его мнению, нечто противоположное самой свободе, препятствуя распространению в массах просвещения и нравственного воспитания и являясь угрозой для общественного союза. Среди прочего, из-за уровня заработной платы представителей рабочего класса он относится отрицательно к созданию социального страхования с обязательным вступлением и обязательными вкладами. Именно заработная плата, а не субъективные факторы, утверждал он как экономист, обуславливает проблему пауперизма. Он подчеркивает: «В то время как материальное положение рабочего класса не меняется, их правовой и политический статус следует общему развитию, и то и другое находятся сейчас в резком противоречии друг с другом…». Это противоречие обязано, на его взгляд, разрешить государство (Reidegeld 2006: 71). К.И. Родбертуса можно назвать теоретиком идеалистического социализма, социализма органической государственной идеи, разработанной в философской области Ф.В. Шеллингом и Г.В.Ф. Гегелем. Он выводит свои социальные требования не из прав индивида, а из обязанностей государства. Государство для него - центральная организация социального целого, носитель идеи непрерывного прогресса человеческого рода. Неравенство, по его мнению, нарушает гармонический ход общественного развития, приводя в результате к общественной дезорганизации. Радикальная социальная реформа была бы лишь «возвращением государству его прав в области народного хозяйства, ныне отвоеванных у него индивидуализмом»; она придала бы организации государства присущие ему «единство и твердость» (Rodbertus 1842: 31-33). Таким образом, идея социального государства родилась в Германии и впервые оформилась в трудах немецких консерваторов в период индустриализации. Именно они провозгласили новую роль государства, берущего на себя ответственность осуществлять не свойственные ему ранее, но в дальнейшем становящиеся для него главными, социальные функции. Исходным пунктом этого течения всегда была установка на недопустимость революционных перемен, угрожавших основам существующего режима. Чем острее и очевиднее проявлялась опасность общественного потрясения, чем более активизировалась либеральная и социалистическая мысль, тем решительнее становилась готовность немецких консерваторов к социальному реформаторству. После революционных выступлений 1848 г., волной прокатившихся по Европе, безальтернативность политики социальных реформ стала очевидной. Поэтому неудивительно, что канцлер О. Бисмарк, имевший репутацию ярого консерватора, стал уже в 60-е гг. XIX в. проявлять интерес к социальной политике, заимствовав многие социально-политические идеи из трудов знаменитых теоретиков первой половины XIX в.

About the authors

L. N. Bespalova

Nizhnevartovsk State University

Senior Lecture at the Department of Records Management and General History

References

Supplementary files